Главная » 2011»Сентябрь»18 » После аплодисментов. Одесские каштаны прикроют наши раны
14:45
После аплодисментов. Одесские каштаны прикроют наши раны
В Доме дружбы Еврейский общинный центр представил концерт Псоя Короленко "Песни старой Одессы".
Идея программы, которая стала очень популярной в Москве, но в Питере давалась впервые, принадлежит Льву Сандюку, пианисту группы "Клезмастерс" (также Михаил Блинков - кларнет, Евгений Воронов - саксофон, Илья Швец - скрипка, Руслан Мамлеев - ударные). Петербургский концерт был посвящен "памяти жителя вашего города Аркадия Северного". Исполнялись также песни из репертуара легендарного Алика Беренсона, Григория Бальбера, Виталия Крестовского.
Многие из нас имеют свои "одесские песни" - в душе, там, где теплое местечко еще детских воспоминаний. Потому что из интеллигентного далекого детства все - и русские народные сказки, и герои Древней Греции, и "еврейские штучки", и одесские песни. Утесов по радио, Бернес в кино, Бабель в книге, Рабинович в анекдоте, "Семь сорок" (но без названия и без слов, разумеется) - с ресторанной эстрады, если с родителями вдруг в ресторан. И Георг Отс, про которого никто не знал, что - эстонец, про самое синее в мире Черное море мое. Чуть позже одесский миф стал чуть более разрешенным, и возник Буба Касторский: "Я из Одессы, здрасьте!".
Дерибасовская, лестница, памятник Дюку - их довелось видеть "живьем" не всем; но когда мы классе в пятом проходили образование прилагательных от существительных, то вместо "приморский город" мой сосед по парте сказал не задумываясь: "Одесса", - и класс грохнул.
Конечно, официальная идеология допускала Одесский миф как маргинальный. (И лишь в середине восьмидесятых старый-старый Катаев, давая интервью в гостинице "Ленинград", мог спокойно сказать, что делит всех людей на Земле на тех, кто заканчивал одесскую гимназию номер пять, и тех, кто там не учился.) Была столица нашей Родины порт пяти морей, был Ленинград - город трех революций и город-герой. Но требовалось что-то менее официальное, чуть более человечное. К счастью, необъятные просторы нашей великой Родины включали в себя южный город Одессу, близкую и русским, и украинцам, и евреям, и грекам, и молдаванам, и всем, хочу так думать, иным советским гражданам. Близкую и понятную потому, что ее маленькие люди были не жалкими или зловещими, как в классической русской литературе, - а смешными и забавными. И еще - им позволялось быть обаятельно-криминальными элементами.
Все это я тут не случайно, а потому, что год назад московский филолог, художник-перформансист, автор-исполнитель, исследователь музыки, журналист и прочая и прочая Псой Короленко представлял нам программу "С чего начинается Родина?", исполнив этот и подобные абсолютные хиты советских композиторов на идиш, - и стало ясно, что он работает не только со словами и нотами, но в первую очередь с культурными и социальными мифами и определениями.
Вот и этот концерт Короленко начал примерно следующим: "Песни старой Одессы или Одесса, которой никогда не было... попробуем понять, что же это такое". И, сопровождая песни - одесские, квазиодесские или "совсем не одесские, но..." разными пояснениями, все время возвращался к этому, обойдя вопрос, так сказать, со всех сторон. Сверху - "это пряная дионисийская витальность, это анакреонтика, это юность, свежесть, это любовь!". И снизу, в частушке "Один американец засунул...". И многое посередине, от "В глазах больших зеленых на Восток горит одесский огонек..." до, разумеется, "Ах, Одесса, жемчужина у моря...".
Но те, кто пришел услышать о школе танцев, как созрели вишни или как ужасно шумно в доме Шмеерзона, не получили ожидаемого. Программа - и по текстам, и по музыке - оказалась потенциально сложнее и тоньше, в ней не было того примитивного драйва, который дается узнаванием, повтором и простым ритмом.
Однако и сложного удовольствия, порождаемого тонкостью игры (во всех смыслах - игры), не случилось. "Клезмастерс" старался, Короленко пел, плясал, отбивал ладони, садился на пол, разговаривал, в одной песне представая и персонажем, и рассказчиком, и тем, чей репертуар вспоминал, и самим собою... но все это не зажигало. Микрофон, протягиваемый артистом в зал, ничего не усилил - люди не подпевали. Хотя, полагаю, многие если и не знали все слова, то уж понимали строчки на идише (а Короленко виртуозно смешивает несколько языков и говоров едва ли не в каждом куплете).
Почему не подпевали? Потому что это был Дом дружбы на Фонтанке, а не культовый московский клуб (например, О. Г. И., где Псой Короленко - любимец). Потому что публика была - петербургские интеллигенты, а это "две большие разницы" с московскими или одесскими интеллигентами. Тем более что сидели в основном пожилые люди. Они усмехнулись на строчке "Еврейское казачество восстало", но все же далеки от привычки получать гремучую смесь архива и кабаре, этники и "улицы", постмодернизма и мультикультурализма. Они знают Кустурицу и Бреговича, но им пришлось бы объяснять такую, например, характеристику Псоя Короленко: "культурологический клоун с интернетовскими амбициями".
Потому не подпевали, наконец, что Одесса, увы, уже не наш город. Вы можете с меня смеяться, но это так. Кто уехал, кто "растерялся". За всю Одессу - один Жванецкий. Миф не умер, надеюсь, но съежился под дуновением совсем иного ветра, скукожился под тяжестью совершенно иного "атмосферного столба". Жесткий артистизм Бени Крика или свингующий артистизм Остапа Бендера не симпатичны эпохе, которая купюрой давит индивидуальность.
Здесь есть определенный парадокс, конечно. "Старая Одесса" - это, в обыденном сознании, Одесса периода какого-то накопления капитала и нэпа. Что должно быть как раз созвучно нам. Однако песни тех лет, даже полублатные, сейчас уже стали почти благородными (переживаемое здесь и сейчас всегда кажется страшнее минувшего - оно ведь прошло, а мы живы). Благородство же значит - спокойствие. Его нет нынче ни у кого, оно - только в классическом искусстве. И в природе.
Скажем - бывают странные сближенья - в фотографических "Видах Крыма", запечатленных Василием Сокорновым. Вернисаж в залах Государственного центра фотографии состоялся за час до концерта Псоя Короленко. Южные пейзажи девятисотых годов на старых снимках выглядят так, будто природа культурна. Нега и изысканность, давно утерянные любым курортом и любым мегаполисом тем более (усадьб уж нет), отсылают нас чуть ли ни в античность - в тот самый миф о Юге, о детстве золотом, о синем-синем море... "А вот сыграть не как в одесском кабаке, а как в санатории в Ялте - можете?", - риторически спрашивает своих музыкантов Псой Короленко, устанавливая и подтверждая эту связь культуры и высокого покоя.
И лишь в финале, преодолев все, артист вышел на сильную эмоцию - ту, которая от живота, а не от мозга.
